Каталог

Семья сокровищ.

Закарпатская школа живописи, - неспроста же слава о ней гремела не только по всему Союзу, но и по всему миру - всегда блюла свое лицо. Своеобразное, сдержанное, благородное - и всегда неподкупное. Ведь изуродовать его не смогли ни ураганы советского режима, ни новации привитого модернизма. И неизвестно, какое из этих искушений было коварнее...

Уникальное сочетание традиций и поиска, природы и культуры способствовало появлению этого феномена на маленьком пространственном клочке Востока Европы. Проживающим здесь людям есть чем, а главное - кем, гордиться: небом и горными долинами, церквями и замками, почтарями и бунтарями (Кошут, Петефи, славные венгерские парни, останавливались здесь), писателями и художниками. Среди которых - Федор Манайло, Адальберт Эрдели, Иосиф Бокшай. Корифеи, уроки которых не прошли даром для следующих художественных поколений - чему живым залогом коллекция живописных сокровищ, предлагаемая вашему вниманию.

Немало их - это уже история и творческая классика, как, например, пейзажи Эрнеста Контратовича: рука 81-летнего автора уверенно кладет на полотно мазок за мазком, как и во времена его юности, отмеченной «Освящением воды»; сегодня же он благословляет своим искусством все окружающее. Или же - несколько более экспрессивные по манере - озера и долины, увиденные внимательным глазом Василия Габды. Между прочим, ученика всех трех - не всуе! - упомянутых выше художников (хотя сегодня мы угадываем также отголоски Хеккеля и Вламинка). «Старая гвардия» живет и не сдается.

А вот Павел Бедзир, ученик самого Контратовича. Своими "Деревьями", которые образуют визуальные ноты "Симфонии леса", этот художник умело опровергает "туристический миф" родного края, ныряя в причудливые, хмурые, как у Фроста, серые чащи, родственные недрам человеческого духа. Вместе с тем Габриел Булеца, настолько же равнодушный к узнаваемо-знатным мотивам, стремится достичь хрупкой гармонии в рамках отдельно взятого произведения. Так, каждая картина у него смахивает на мерцающую мозаику пятен. И - новость для закарпатской школы - у него в полный рост присутствуют люди, обычно используемые в пейзаже как стаффаж.

Правда, это исключение не единственное: с гомоном и музыкой скрипача на нас «Идет свадьба с горы», подмеченная Тарасом Даниличем. Отдавая дань цветово-декоративным эффектам, на которые его просто-таки провоцируют формы народного обряда, художник при том сохраняет невозмутимость, которой хватит, чтобы разделить со зрителем, завороженным мастерством художника. Еще шаг, полушаг - и его можно было бы причислить к когорте гиперреалистов (опыт которых, вероятно, учла и Надежда Пономаренко, автор «Тополиной аллеи»). Но художник его не делает, оставаясь собой.

Украшение коллекции - пять полотен Юрия Герца, «золотая середина» между устоявшимся творческим обычаем и дерзким, как и положено в таком случае, экспериментом. Автор пишет свой край сочно и вдохновенно, передавая нам свой восторг перед ним. Более того: кисть художника создает неожиданный «эффект присутствия», благодаря которому мы оказываемся в гуще крестьянского праздника, - или будней, которые не так уж и существенно отличаются от праздника. С особым вниманием передает он формы здешних церквей-пагод из дерева, которыми само по себе славится Закарпатье.

Впрочем, одна и та же действительность порождает такие неодинаковые взгляды, на нее направленные. Архитектура прекрасного и загадочного края появляется в дымке мистического виденья («Горянская ротонда» Долгоша), в фокусе ностальгического восхищения («Церковь» Михаила Митрика), в «сплошной лихорадке будней» («Нижние ворота» Семена Мальчицкого). Примечательно, что в последнем случае зритель наконец увидит пейзаж закарпатского города - обычно здешние художники отдают преимущество дикой местности или селу, затерянному в горах (два полотна В.Бердаря так и названы: «село»). Но и здесь, над формами зданий, новейших и древнейших, властно вздымается скалистый склон.
 

Чтобы у зрителя / читателя не сложилось порочное мнение, будто закарпатские художники только природу умеют писать (хотя такое умение стоит всего прочего), пожалуйте: натюрморт, во всех его разновидностях, в разнообразии атрибутов. Иван Бровди художественно объясняется в любви книгам со свечой-канделябром, Мария Митрик - старым глиняным горшкам с цветами и травами, Ласло Гайду - стрельчатым башням люпина, О.Скакандий - кроме всего прочего, плодам земным, от разрубленной пополам тыквы до горсточки насмешливых грибов. В который раз убеждаемся, что «натура» и в этом жанре - трижды жива.

Но главенствующим в этой живописи остается все-таки пейзаж, и вариации его также бесчисленны. Художник задумчиво блуждает по «Краю леса», луюбуясь багряной от павших листьев землей (Олег Гораль). Полной грудью вдыхает колючий, зимний воздух «Возле колодца» (Тарас Данилич). Тихо любуется «Ранним снегом» (Иван Илько - еще один знатный патриарх «закарпатской школы»). Напевает «Осенний ноктюрн» (Владимир Павлишин). Прижмурившись, догадывается: «Скоро весна» (Наталия Сима). Закарпатский художник - стихийный, а, следовательно, очень искренний пантеист - потому что не сказал бы так просто и прекрасно: «На горах солнце светит» (О.Бурлин).

Лучше гор бывают только горы, говорят в Украине. (Сам там был, убедился в этом). А какими же тогда должны быть художники, живущие среди таких гор? И какими должны быть картины, написанные такими художниками?!

Мы перечислили только некоторые из них:
Смотрите - и поймете; созерцайте - и отыщете.
Семья живописных сокровищ к вашим услугам.